— Тридцать дюймов, — сказал я и взял корку из хлебницы.
— Неправильно, — сказал он с довольной улыбкой. — Два фута и шесть дюймов «В футе двенадцать дюймов. — Здесь и далее прим. переводчика».
Я нахмурился и потряс головой, вытер коричневый ободок супа с тарелки. Было время, когда я по-настоящему боялся таких идиотских вопросов, но теперь я знал высоту, ширину, длину, площадь и объем почти любой части дома и всего, что в нем находится и научился не обращать внимание на одержимость отца. Иногда становится стыдно, например, когда у нас гости, даже если они наши родственники и должны знать, чего можно ожидать. Представляю их, сидящих скорее всего в столовой и думающих о том, собирается ли отец дать им хоть чего-нибудь поесть или он ограничится импровизированной лекцией о раке прямой кишки или глистах, а тут отец подсаживается к кому-нибудь, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться во всеобщем внимании, а потом заговорщицким театральным шепотом говорит:
— Видите эту дверь? Она восемьдесят пять дюймов по диагонали, — потом он подмигивает и уходит или отодвигается на свое место с невозмутимым видом.
С тех пор как я себя помню, в доме всегда было полно самоклеющихся кусочков белой бумаги, покрытых аккуратными надписями черной шариковой ручкой. Прикрепленные к ножкам стульев, краям ковриков, дну кувшинов, антеннам радио, дверям шкафов, изголовьям кроватей, экранам телевизоров, ручкам кастрюль и сковородок, они сообщают цифру, соответствующую части объекта, к которому прикреплены. Даже к листьям растений прикреплены бумажки, подписанные карандашом. Однажды, когда я был еще маленьким, я обошел весь дом, обрывая стикеры; я получил ремнем и два дня был под арестом в своей комнате. Позже отец решил, что мне для формирования характера было бы полезным знать все эти цифры и потому мне пришлось часами сидеть над Книгой Измерений (огромной штукой с отдельными листами, на которых информация с маленьких стикеров была аккуратно сгруппирована соответственно комнате и категории объекта) или ходить по дому с блокнотом и делать собственные записи. Все это было дополнительно к обычным урокам по математике, истории и так далее, которые поводил со мной отец. Это не оставляло времени на игры, и я сильно не любил учить все эти цифры. В то время была Война, кажется, между Мидиями и Мертвыми Мухами, и пока я сидел в библиотеке, уставясь в книгу и пытаясь держать глаза открытыми, запоминая чертовски глупую Имперскую систему измерений, холодный ветер нес мои армии мух над половиной острова, а море сначала затапливало раковины мидий, а затем покрывало их песком. К счастью, отец утомился от своего грандиозного плана и удовлетворился внезапными вопросами относительно вместимости в пинтах подставки для зонтов или общей площади в акрах всех висящих в доме занавесок...
———
...— Алло, — сказал я. Звонили из автомата.
— Скрав-аак! — вскрикнул голос на другом конце провода. Я отодвинул трубку от уха и посмотрел на нее, нахмурившись. Еле слышные крики прорывались из нее. Когда они прекратились, я опять приложил трубку к уху:
— Портнейл, 531, — холодно сказал я.
— Франк! Франк! Это я. Я! Алло! Алло!
— Это эхо на линии или ты все повторяешь дважды? — сказал я. Я узнал голос Эрика.
— И то, и другое! Хи-хи-хи-хи!
— Алло, Эрик. Ты где?
— Здесь! Ты где?
— Здесь.
— Если мы оба здесь, зачем мы возимся с телефоном?
— Скажи мне, где ты, пока у тебя деньги не кончились.
— Но если ты здесь, ты должен знать. Разве ты не знаешь, где находишься? — Он начал хихикать.
Я спокойно сказал:
— Прекрати дурачком прикидываться.
— Я не прикидываюсь дурачком. Я не говорю тебе, где я, ты скажешь Энгусу, он передаст полиции, и они вернут меня в чертов госпиталь.
читать дальше
———
...Недоумевая, я дотронулся до тонкого цилиндра, чувствуя в ней что-то очень спокойное и сильное, хотя и не зная, почему. Потом я отступил назад и посмотрел на цилиндр. Его форма стала мне понятна, и я смог грубо прикинуть, какая часть цилиндра еще погребена в песке. Это была стоящая на хвосте бомба.
Я осторожно вернулся к бомбе, стал ее осторожно поглаживать и издавать утешающие звуки. Она была красная от ржавчины и черная от разложения, пахла сыростью и отбрасывала конусовидную тень. Я пошел вдоль линии тени по песку, через камни и обнаружил себя смотрящим на маленького Пола, счастливо плескавшегося в луже, бьющего по воде большим плоским куском дерева размером почти с него самого. Я улыбнулся и позвал его:
— Видишь эту штуку? — спросил я. Это был риторический вопрос. Пол кивнул, уставившись на меня большими глазами. — Это колокол. Такой, как в городской церкви. Звук, который мы слышим по воскресеньям, понимаешь?
— Да. Слазу после завтрака, Фланк?
— Что?
— Звон слазу после восклесного завтлака, Фланк. — Пол слегка ударил меня по колену своей пухлой ручкой. Я кивнул:
— Да, правильно. Колокола звенят. Они большие пустые внутри куски металла, наполненные звоном и они выпускают его воскресным утром после завтрака. Вот что это.
— Завтлак? — Пол посмотрел на меня снизу вверх, сильно нахмурив бровки. Я терпеливо покачал головой.
— Нет, колокол.
— К — это колокол, — спокойно сказал Пол, кивая, и уставился на ржавый цилиндр, вероятно, вспомнив старую азбуку. Пол был умный мальчик, отец собирался послать его в школу, когда придет время, и уже начал учить с ним алфавит.
— Правильно. Ну, наверно, этот колокол упал с корабля или его принесло наводнением. Я знаю, что мы сделаем. Я пойду в дюны, а ты ударишь по колоколу своей деревяшкой, и мы посмотрим, смогу ли я его услышать. Сделаем так? Хочешь? Звон будет очень громкий, и ты можешь испугаться. — Я нагнулся, чтобы мое лицо было на одном уровне с лицом Пола. Он яростно потряс головой и задрал нос:— Нет! Не испугаюсь! — закричал он. — Я… — он уже собрался обойти меня и ударить по бомбе куском дерева, он уже поднял его над головой и замахнулся, когда я протянул руку и обхватил его за талию.
— Не сейчас, — сказал я. — Подожди, пока я отойду подальше. Это старый колокол и в нем мог остаться только один хороший звук. Ты же не хочешь потратить его впустую?
Пол рванулся, выражение его лица, казалось, говорило: он не против потратить впустую что угодно, если при этом он ударит колокол своим куском дерева.
— Холосо, — сказал он и прекратил вырываться. Я его отпустил.
— Но я могу удалить оцень, оцень сильно?
— Изо всех сил. Когда я махну с верхушки дюны. Хорошо?
— Мозно мне поплобовать?
— Пробуй, ударив по песку.
— Мозно бить по лузам?
— Да, бей по воде. Хорошая мысль.
— Мозно бить по этой лузе? — Он указал палкой на круглое озерцо около бомбы. Я покачал головой:
— Нет, колокол может рассердиться.
Он нахмурился:
— Колокола умеют селдиться?
— Да. Я ухожу. Ты очень сильно ударишь, а я буду очень внимательно слушать, хорошо?
Он потряс головой:
— Холосо.
— Отлично. Я быстро. — Я повернулся и медленно побежал в дюны. Спина моя чувствовала себя странно, Я посмотрел вокруг, нет ли кого поблизости. Никого не было, только несколько чаек кружилось в небе, по которому плыли рваные облака. Когда я обернулся и посмотрел через плечо, я увидел Пола. Он все еще стоял около бомбы, держал палку обеими руками и изо всех сил шлепал ею по песку, подпрыгивая и крича. Я побежал быстрее, перепрыгивая через камни на твердый песок, через линию прилива на сухой золотой песок, потом на траву ближайшей дюны. Я взобрался на ее верхушку и посмотрел туда, где стоял Пол, маленькая фигурка на фоне зеркал луж и влажного песка, выделяясь на фоне наклоненного металлического корпуса. Я постоял, подождал, пока он заметит меня, последний раз посмотрел по сторонам, помахал высоко поднятыми над головой руками и упал на землю.
Пол выглядел как далекая куколка, которая дергалась, прыгала и размахивала руками, настойчиво стуча по боку бомбы. Я слышал его крики над шепотом травы на ветру. “Черт”, — сказал я и подпер рукой щеку, и тут Пол после быстрого взгляда в мою сторону начал атаковать нос бомбы. Он влупил по бомбе, я убрал руку из-под щеки, приготовившись прижаться к земле, когда Пол, бомба, маленькое озерцо вокруг нее и все остальное внутри круга диаметром приблизительно десять метров внезапно исчезло внутри растущей колонны песка, пара и летящих камней, на мгновение, на ослепительно короткую первую секунду освещенную изнутри вспышкой взрывчатки.