Отрывок из рассказа В. Набокова "Весна в Фиальте"Я довольно долго не видел ее после той парижской встречи, а потом как-то
прихожу домой и вижу: пьет чай с моей женой и просматривает на
руке с просвечивающим обручальным кольцом какие-то шелковые
чулки, купленные по дешевке. Как-то осенью мне показали ее лицо
в модном журнале. Как-то на Пасху она мне прислала открытку с
яйцом. Однажды, по случайному поручению зайдя к незнакомым
людям, я увидел среди пальто на вешалке (у хозяев были гости)
ее шубку. В другой раз она кивнула мне из книги мужа из-за
строк, относившихся к эпизодической служанке, но приютивших ее
(вопреки, быть может, его сознательной воле): "Ее облик,--
писал Фердинанд,-- был скорее моментальным снимком природы, чем
кропотливым портретом, так что припоминая его, вы ничего не
удерживали, кроме мелькания разъединенных черт: пушистых на
свет выступов скул, янтарной темноты быстрых глаз, губ,
сложенных в дружескую усмешку, всегда готовую перейти в горячий
поцелуй". Вновь и вновь она впопыхах появлялась на полях моей
жизни, совершенно не влияя на основной текст. Раз, когда моя
семья была на даче, а я писал, лежа в постели, в мучительно
солнечную пятницу (выколачивали ковры), я услышал ее голос в
прихожей: заехала, чтобы оставить какой-то в дорожных орденах
сундук, и я никогда не дописал начатого, а за ее сундуком,
через много месяцев, явился симпатичный немец, который (по
невыразимым, но несомненным признакам) состоял в том же, очень
международном союзе, в котором состоял и я. Иногда, где-нибудь,
среди общего разговора, упоминалось ее имя, и она сбегала по
ступеням чьей-нибудь фразы, не оборачиваясь. Попав в
пиренейский городок, я провел неделю в доме ее друзей, она тоже
гостила у них с мужем, и я никогда не забуду первой ночи, мной
проведенной там: как я ждал, как я был убежден, что она
проберется ко мне, но она не пришла, и как бесновались сверчки
в орошенной луной, дрожащей бездне скалистого сада, как журчали
источники, и как я разрывался между блаженной, южной, дорожной
усталостью и дикой жаждой ее вкрадчивого прихода, розовых
щиколок над лебяжьей опушкой туфелек, но гремела ночь, и она не
пришла, а когда на другой день, во время общей прогулки по
вересковым холмам, я рассказал ей о своем ожидании, она
всплеснула руками от огорчения и сразу быстрым взглядом
прикинула, достаточно ли удалились спины жестикулирующего
Фердинанда и его приятеля. Помню, как я с ней говорил по
телефону через половину Европы, долго не узнавая ее лающего
голоска, когда она позвонила мне по делу мужа: и помню, как
однажды она снилась мне: будто моя старшая девочка прибежала
сказать, что у швейцара несчастье, и когда я к нему спустился,
то увидел, что там, в проходе, на сундуке, подложив свернутую
рогожку под голову, бледная и замотанная в платок, мертвым сном
спит Нина, как спят нищие переселенцы на Богом забытых
вокзалах. И что бы ни случалось со мной или с ней, а у нее
тоже, конечно, бывали свои семейные "заботы-радости" (ее
скороговорка), мы никогда ни о чем не расспрашивали друг
дружку, как никогда друг о дружке не думали в перерывах нашей
судьбы, так что, когда мы встречались, скорость жизни сразу
менялась, атомы перемещались, и мы с ней жили в другом, менее
плотном, времени, измерявшемся не разлуками, а теми несколькими
свиданиями, из которых сбивалась эта наша короткая, мнимо
легкая жизнь.* * *
Я прусь с этого предложения:
"Балкон поддерживали оливковые круторебрые атланты: напряженность их каменных мышц и страдальческий оскал казались пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенного пролетариата."
В. Набоков - "Круг"
@музыка:
Башня - Очередное незавоевание Манхэттена